Писатель Виктор Пелевин через своего представителя сообщил, что досрочно отказывается от российской литературной премии “Большая Книга”. Причина отказа в том что с ним в одном списке номинантов находятся “писатели”, которые поддержали агрессию России против Украины.
“Приличные люди должны держаться подальше от всего, что связано с поддержкой этой варварской войны против родственного братского народа,” — заявил писатель.
В ночь с 14 на 15 июля 1904 врача швейцарского курорта Баденвейлер Эрика Шверера вызвали к заболевшему иностранцу. Номер на втором этаже был слабо освещен. На белоснежных простынях лежал страшно худой, мертвенно-бледный человек, с огромными костистыми руками и очень узким лицом. Это был Чехов. Врача встретила плачущая, напуганная женщина, жена больного. Ей, наконец, удалось взять отпуск и вывезти мужа за границу. К тому времени они поменяли уже несколько курортов и гостиниц. В одной из гостиниц им даже отказали от места: больной беспрерывно кашлял и мешал покою отдыхающих. В этом последнем своем пристанище Чехов метался в бреду, разговаривал с каким-то японским матросом, несколько раз повторял слово «устрицы». Потом резко очнулся и впервые сам попросил послать за врачом. Шверер, осмотрев больного, развел руками. И отозвал женщину в коридор: «Ваш муж умирает, сударыня». Чехов, будто услышал эти слова (или предчувствовал их?..), улыбнулся, сел на кровати и произнес по-немецки (он знал по-немецки очень мало): «Ich sterbe» («Я умираю»). Доктор принялся успокаивать его и велел подать шампанского. Чехов понял. Он был врач и знал старинную врачебную традицию. У постели умирающего коллеги врач непременно предложит шампанского, чтобы сделать уход того более легким и светлым… Чехов выпил весь бокал до дна, сказал: «Давно я не пил шампанского», — повернулся на левый бок и умер. Ольга Леонардовна не заметила, как он перестал дышать, потому что прогоняла непонятно откуда появившуюся в комнате огромную черную бабочку, обжигающую крылья о раскаленное стекло электрической лампочки… Даже сейчас она не верила, что ее муж может умереть. Ольга Леонардовна слишком любила жизнь, слишком ждала и верила в уловимость счастья… Но счастье неуловимо, и бабочку так и не удалось выгнать, а еще через несколько минут со страшным звуком вылетела пробка из недопитой бутылки шампанского… Позднее Шверер писал в воспоминаниях:«О нем говорят, это великий писатель. Возможно, но при этом он очень плохой врач. В таком состоянии пускаться в путешествие — это безумие». А может, это не было безумие? А просто жажда жизни?.. Судьба напоследок еще раз выкинула странную штуку. Бред Чехова об устрицах оказался пророчеством. Из Баденвейлера в Москву его тело привезли в поезде № 1734 в вагоне для перевозки устриц. Многие усмотрели в этом издевательство судьбы. Но скорее всего, никакой мистики не было. Во времена истории писателя не все поезда были оснащены холодильными установками, они были редки и предназначались только для перевозки дорогих продуктов. А Чехов умер летом… Но одно точно: уход Чехова был словно списан с его пьес. Тех самых, которые не особо принимали современники и которые до сих пор больше всего ставят на мировых сценах. Тех самых, которые он деликатно называл «комедиями» и которые по сути являлись трагедиями. Но трагедий так много в жизни, а Чехов не считал себя вправе предлагать зрителю трагедию. Он смягчал страшное. Но разве от этого менее горько от его ухода?.. И разве менее пронзительно звучат слова, в которых он, обычно такой сдержанный, выплеснул боль своего сердца: «Мы, дядя Ваня, будем жить. Проживем длинный-длинный ряд дней, долгих вечеров; будем терпеливо сносить испытания, какие пошлет нам судьба; будем трудиться для других и теперь, и в старости, не зная покоя, а когда наступит наш час, мы покорно умрем и там за гробом мы скажем, что мы страдали, что мы плакали, что нам было горько, и бог сжалится над нами, и мы с тобою, дядя, милый дядя, увидим жизнь светлую, прекрасную, изящную, мы обрадуемся и на теперешние наши несчастья оглянемся с умилением, с улыбкой — и отдохнем. Я верую, дядя, я верую горячо, страстно… Мы отдохнем! Мы услышим ангелов, мы увидим все небо в алмазах, мы увидим, как все зло земное, все наши страдания потонут в милосердии, которое наполнит собою весь мир, и наша жизнь станет тихою, нежною, сладкою, как ласка.
Отправлено: 12.08.19 09:55. Заголовок: Даниил Хармс: Как уж..
Даниил Хармс: Как ужасно быть женатым!
Женолюбие (а кое-кто утверждал, что скорее эротомания) Хармса не знало границ! Он загорался новой страстью по нескольку раз на дню и столь же часто разочаровывался. Однажды услышал, как его страстно обожаемая женщина художница Алиса Порет сделала неправильное ударение в слове, и страшно огорчился: «В моей записной книжке у вас были одни плюсы! Теперь я вынужден поставить вам минус». Любопытная Алиса, улучив момент, заглянула в эту записную книжку и убедилась: так Хармс и сделал! Самой глубокой и серьёзной его любовью была, пожалуй, первая жена — Эстер. Её семья в 1905 году убежала от погромов в Аргентину, потом перебралась во Францию, а накануне революции вернулась. Изысканная, прекрасно воспитанная, очень хорошенькая, Эстер в первый раз вышла замуж очень рано и уже в девятнадцать лет развелась с мужем — из-за Хармса. За семь лет, прожитых с Даниилом, она раз сто сбегала от него к родителям. Это был мучительный брак. Муж необычайно пылок и до распущенности смел, жена — холодна и чопорна. Хармс истерзался сомнениями: «По моим просьбам судьба свела меня с Эстер. Мне было дано избежать этого, но я стоял на своём. Я сам виноват. Куда делось ОБЭРИУ? Все пропало, как только Эстер вошла в меня. С тех пор я перестал как следует писать и ловил только со всех сторон несчастья. Эстер чужда мне, как рациональный ум. Что же, должен я развестись или нести свой крест?» В 1932 году они все-таки развелись. Но Эстер вздохнула свободно, только когда ещё через три года Даниил снова женился — на Марине Малич. И на радостях подружилась с Мариной. Хармс же никогда не переставал думать об Эстер и любить её. Однажды, когда они со второй женой переживали самые безденежные времена, Марина, которой уже совершенно нечего было носить, по случаю купила чудесные, элегантные туфли совсем задёшево, и Хармс воскликнул: «Какие красивые! Хорошо, что ты их купила, они очень подойдут Эстер!»
Правда, когда в 1937 году Эстер арестовали — забрали всю семью, так как мужем её сестры был троцкист Кибальчич — Хармс горевать не стал и возблагодарил судьбу за то, что успел развестись. Мол, он давно говорил, что Эстер несёт с собой несчастье.
Что же касается Марины, то он женился на ней как-то неожиданно. Дело было так: в своё время брошенная матерью, она с младенчества воспитывалась в семье тетки вместе со своей двоюродной сестрой Ольгой, которая была немного старше её. И сначала Хармс ухаживал именно за Ольгой, очень красивой, сдержанной, в чём-то похожей на Эстер. В семье предполагалось, что свадьба Даниила и Ольги — дело решённое. И тут он переключился на весёлую, живую, раскованную Марину. Однажды они просто пошли в загс и расписались, чем изрядно всех удивили. Когда Марина объявила об этом дома, Ольга молчала с каменным лицом. Но Марине было наплевать! Забрав с собой старую больную бабушку, она переехала к Хармсу (старушке поставили кровать в коридоре, и в квартире стало совсем тесно). Марина была живой и раскованной, под стать Хармсу. Целыми днями молодожёны шастали по своей комнате обнажёнными, смеялись, валяли дурака и думать не думали задергивать шторы, из-за чего жители дома напротив подняли целый скандал с привлечением дворника и управдома. Но и такая жена не могла удержать Хармса возле себя.
Это началось в первый же месяц супружеской жизни. Хармс повёл Марину на показ мод, и оказалось, что все модели знают его. Они так и вешались на Даниила, зазывали за кулисы, обнимали, садились к нему на колени — Марину всё это поразило самым неприятным образом, она даже плакала. Вскоре выяснилось, что Даниил патологически не способен хранить верность. Он не пропускал ни одной женщины, благо умел им нравиться. Бывало, что, возвращаясь домой, Марина обнаруживала комнату запертой изнутри, и муж говорил ей из-за двери: «Подожди 10 минут, я тут немного занят». А бывало, что выходил за хлебом и исчезал на несколько дней, а когда жена, опросив по цепочке знакомых, находила его у очередной любовницы, кричал на неё: мол, нечего за мной шпионить! Он умудрился завести роман с женой ближайшего друга — обэриута Введенского, и вышел безобразнейший скандал. Но и это был ещё не предел: в конце концов Хармс сошелся с Ольгой, сестрой Марины. Причем просил жену не говорить никому о том, что она всё знает, чтобы не расстроить Ольгу. «Марина лежит в жутком настроении. Я очень люблю её. Но как ужасно быть женатым», — записал Даниил в дневнике. В отчаянии Марина хотела даже покончить с собой, как Анна Каренина, и даже поехала в Детское Село, стояла над рельсами на мосту, пропуская поезд за поездом, но прыгнуть так и не решилась. В довершение всех бед в 1937 году Детская редакция «Лениздата» была разгромлена, Маршак сбежал в Москву, и Хармсу стало негде печататься. Очень скоро и есть стало нечего. Как-то раз Марина весь день пролежала на диване слабая от голода, а вечером пришел Даня и молча положил ей в рот кусочек сахара, невесть где раздобытого. Он уговаривал её уйти в лес, бросив всё, взяв с собой только Библию, жаловался, что ему страшно. Марина плакала и говорила, что уйти они не могут, потому что какой может быть лес, если у них даже нет валенок.
Зато именно в эти четыре года, прожитых на хлебе и воде, Хармс писал больше, чем когда-либо. «У меня срочная работа. Я дома, но никого не принимаю. И даже не разговариваю через дверь. Я работаю каждый день до 7 часов». При этом «срочную работу» никто и не думал печатать! Хармс работал на свою будущую славу, которая в итоге настигла его лишь после смерти. Он писал свои «случаи» — ни на что не похожие абсурдистские рассказы. Вот хотя бы «Сундук»: «Человек с тонкой шеей забрался в сундук, закрыл за собой крышку и начал задыхаться». Далее идёт описание мук этого задыхающегося человека, при этом он думает: «Я увижу борьбу жизни и смерти. Жизнь знает способ своей победы: для этого жизни надо заставить мои руки открыть крышку сундука. Посмотрим, кто кого». А потом все вдруг делается хорошо, сундук сам собой куда-то исчезает, человек оказывается на полу и говорит: «Значит, жизнь победила смерть неизвестным для меня способом». Или вот анекдот из жизни Пушкина: «Когда Пушкин сломал себе ноги, то стал передвигаться на колесах. Друзья любили дразнить Пушкина и хватали его за эти колеса. Пушкин злился и писал про друзей ругательные стихи. Эти стихи он называл «эрпигармами». Те анекдоты о русских писателях, которые Хармс действительно сочинил сам, от тех, что ему только приписывают, отличались меньшей долей иронии и большей — чистого абсурда. Он как никто умел передать фантасмагоричность и абсурдность самой жизни. Хотя многим читателям его творчество представляется забавной, но бессмысленной игрой. Сам же Даниил Иванович и не надеялся понравиться всем. Говорил: «Есть несколько сортов смеха. Есть средний сорт смеха, когда смеется весь зал, но не в полную силу. Есть сильный сорт, когда смеется только часть зала, но уже в полную силу, а другая часть молчит. Первый сорт смеха требует эстрадная комиссия от эстрадного актера, но второй сорт смеха лучше. Скоты не должны смеяться».
За своё высокомерие он в конце концов и поплатился. Ну не желал Хармс изменять излюбленному стилю жизни и даже по случаю войны не стал вносить коррективы хотя бы в манеру одеваться! А подозрительные граждане всё чаще и чаще принимали его за шпиона. «Даниил Иванович, да оставьте вы хоть на время свои штучки!» — увещевали его в ленинградской писательской организации, где уже раз десять приходилось удостоверять его личность. «С какой стати?» — изумлялся Хармс.
«Даня уехал к Николаю Макаровичу, — написала в конце августа 1941 года Марина своим друзьям. — Я осталась одна, без работы, без денег. Что со мной будет, я не знаю, но знаю только, что жизнь для меня кончена с его отъездом». «Отъезд к Николаю Макаровичу» — это был всем понятный шифр, означавший арест. Хармса арестовали за пораженческие настроения и потенциальную неблагонадежность (и в этом слышится что-то сродни хармсовскому «Калугина сложили пополам и выкинули его как сор»). Тюремные врачи признали его невменяемым, что позволило избежать лагеря, но принудительное лечение в специальной психиатрической больнице было немногим лучше. Даниил Иванович умер 2 февраля 1942 года, вероятно от голода.
А вот Маринина жизнь, как оказалось, совсем не была кончена, мало того, её ещё ожидали невероятные приключения! Несмотря на арест Хармса, её вместе с женами других, благонадежных, писателей вывезли из блокадного Ленинграда на Кавказ. Там она попала под оккупацию, была увезена в Германию и служила в кухарках у одной свирепой фрау. После освобождения, чтобы не возвращаться в Россию, выдала себя за француженку и попала в Париж, где встретила свою непутевую мать. У той был молодой муж, Михаил Вышеславцев, Марина его у матери отбила и родила ему сына Дмитрия. Потом уехала в Южную Америку, где бросила Вышеславцева и снова вышла замуж за представителя знаменитой русской фамилии Дурново, работавшего в Венесуэле таксистом. Чем в очередной раз доказала: изображая мир абсурдным и алогичным, Хармс в общем-то не сильно преувеличивал…
изображая мир абсурдным и алогичным, Хармс в общем-то не сильно преувеличивал…
Факт!!
А про Марину Малич кто-то в воспоминаниях написал, что она была похоже на женщин у Караваджо. И правда.
А историю с туфлями она вспоминала так:
цитата:
«— Послушай, я знаю, что ты бы хотела иметь такие туфли. Но, может быть, отдать их Эстер? Все-таки мы с тобой вдвоем, а она осталась одна... Я говорю: — Хорошо. Отдай Эстер. Эстер была в восторге. И очень меня любила. В том числе за то, что отделалась от Дани».
Кстати, она тогда ещё не купила туфли, а только получила на них талон.
А крыс в доме не было: сафари на них — это было голимое дуракаваляние.
...— Вероятно, вы правы, почтенный Будах, — сказал Румата. — Но возьмите меня. Вот я — простой благородный дон (у Будаха высокий лоб пошел морщинами, глаза удивленно и весело округлились), я безмерно люблю ученых людей, это дворянство духа. И мне невдомек, почему вы, хранители и единственные обладатели высокого знания, так безнадежно пассивны? Почему вы безропотно даете себя презирать, бросать в тюрьмы, сжигать на кострах? Почему вы отрываете смысл своей жизни — добывание знаний — от практических потребностей жизни борьбы против зла?
Будах отодвинул от себя опустевшее блюдо из-под пирожков.
— Вы задаете странные вопросы, дон Румата, — сказал он. — Забавно, что те же вопросы задавал мне благородный дон Гуг, постельничий нашего герцога. Вы знакомы с ним? Я так и подумал… Борьба со злом! Но что есть зло? Всякому вольно понимать это по-своему. Для нас, ученых, зло в невежестве, но церковь учит, что невежество — благо, а все зло от знания. Для землепашца зло — налоги и засухи, а для хлеботорговца засухи — добро. Для рабов зло — это пьяный и жестокий хозяин, для ремесленника — алчный ростовщик. Так что же есть зло, против которого надо бороться, дон Румата? — Он грустно оглядел слушателей. — Зло неистребимо. Никакой человек не способен уменьшить его количество в мире. Он может несколько улучшить свою собственную судьбу, но всегда за счет ухудшения судьбы других. И всегда будут короли, более или менее жестокие, бароны, более или менее дикие, и всегда будет невежественный народ, питающий восхищение к своим угнетателям и ненависть к своему освободителю. И все потому, что раб гораздо лучше понимает своего господина, пусть даже самого жестокого, чем своего освободителя, ибо каждый раб отлично представляет себя на месте господина, но мало кто представляет себя на месте бескорыстного освободителя. Таковы люди, дон Румата, и таков наш мир.
— Мир все время меняется, доктор Будах, — сказал Румата. — Мы знаем время, когда королей не было…
— Мир не может меняться вечно, — возразил Будах, — ибо ничто не вечно, даже перемены… Мы не знаем законов совершенства, но совершенство рано или поздно достигается. Взгляните, например, как устроено наше общество. Как радует глаз эта четкая, геометрически правильная система! Внизу крестьяне и ремесленники, над ними дворянство, затем духовенство и, наконец, король. Как все продумано, какая устойчивость, какой гармонический порядок! Чему еще меняться в этом отточенном кристалле, вышедшем из рук небесного ювелира? Нет зданий прочнее пирамидальных, это вам скажет любой знающий архитектор. — Он поучающе поднял палец. — Зерно, высыпаемое из мешка, не ложится ровным слоем, но образует так называемую коническую пирамиду. Каждое зернышко цепляется за другое, стараясь не скатиться вниз. Так же и человечество. Если оно хочет быть неким целым, люди должны цепляться друг за друга, неизбежно образуя пирамиду.
— Неужели вы серьезно считаете этот мир совершенным? — удивился Румата. — После встречи с доном Рэбой, после тюрьмы…
— Мой молодой друг, ну конечно же! Мне многое не нравится в мире, многое я хотел бы видеть другим… Но что делать? В глазах высших сил совершенство выглядит иначе, чем в моих. Какой смысл дереву сетовать, что оно не может двигаться, хотя оно и радо было бы, наверное, бежать со всех ног от топора дровосека.
— А что, если бы можно было изменить высшие предначертания?
— На это способны только высшие силы…
— Но все-таки, представьте себе, что вы бог…
Будах засмеялся.
— Если бы я мог представить себя богом, я бы стал им!
— Ну, а если бы вы имели возможность посоветовать богу?
— У вас богатое воображение, — с удовольствием сказал Будах. — Это хорошо. Вы грамотны? Прекрасно! Я бы с удовольствием позанимался с вами…
— Вы мне льстите… Но что же вы все-таки посоветовали бы всемогущему? Что, по-вашему, следовало бы сделать всемогущему, чтобы вы сказали: вот теперь мир добр и хорош?..
Будах, одобрительно улыбаясь, откинулся на спинку кресла и сложил руки на животе. Кира жадно смотрела на него.
— Что ж, — сказал он, — извольте. Я сказал бы всемогущему: "Создатель, я не знаю твоих планов, может быть, ты и не собираешься делать людей добрыми и счастливыми. Захоти этого! Так просто этого достигнуть! Дай людям вволю хлеба, мяса и вина, дай им кров и одежду. Пусть исчезнут голод и нужда, а вместе с тем и все, что разделяет людей".
— И это все? — спросил Румата.
— Вам кажется, что этого мало?
Румата покачал головой.
— Бог ответил бы вам: "Не пойдет это на пользу людям. Ибо сильные вашего мира отберут у слабых то, что я дал им, и слабые по-прежнему останутся нищими".
— Я бы попросил бога оградить слабых, "Вразуми жестоких правителей", сказал бы я.
— Жестокость есть сила. Утратив жестокость, правители потеряют силу, и другие жестокие заменят их.
Будах перестал улыбаться.
— Накажи жестоких, — твердо сказал он, — чтобы неповадно было сильным проявлять жестокость к слабым.
— Человек рождается слабым. Сильным он становится, когда нет вокруг никого сильнее его. Когда будут наказаны жестокие из сильных, их место займут сильные из слабых. Тоже жестокие. Так придется карать всех, а я не хочу этого.
— Тебе виднее, всемогущий. Сделай тогда просто так, чтобы люди получили все и не отбирали друг у друга то, что ты дал им.
— И это не пойдет людям на пользу, — вздохнул Румата, — ибо когда получат они все даром, без трудов, из рук моих, то забудут труд, потеряют вкус к жизни и обратятся в моих домашних животных, которых я вынужден буду впредь кормить и одевать вечно.
Не давай им всего сразу! — горячо сказал Будах. — Давай понемногу, постепенно!
— Постепенно люди и сами возьмут все, что им понадобится.
Будах неловко засмеялся.
— Да, я вижу, это не так просто, — сказал он. — Я как-то не думал раньше о таких вещах… Кажется, мы с вами перебрали все. Впрочем, — он подался вперед, — есть еще одна возможность. Сделай так, чтобы больше всего люди любили труд и знание, чтобы труд и знание стали единственным смыслом их жизни!
Да, это мы тоже намеревались попробовать, подумал Румата. Массовая гипноиндукция, позитивная реморализация. Гипноизлучатели на трех экваториальных спутниках…
— Я мог бы сделать и это, — сказал он. — Но стоит ли лишать человечество его истории? Стоит ли подменять одно человечество другим? Не будет ли это то же самое, что стереть это человечество с лица земли и создать на его месте новое?
Будах, сморщив лоб, молчал обдумывая. Румата ждал. За окном снова тоскливо заскрипели подводы. Будах тихо проговорил:
— Тогда, господи, сотри нас с лица земли и создай заново более совершенными… или еще лучше, оставь нас и дай нам идти своей дорогой.
— Сердце мое полно жалости, — медленно сказал Румата. — Я не могу этого сделать...
—————
Аркадий Стругацкий, Борис Стругацкий "Трудно быть богом"
Отправлено: 19.08.19 22:10. Заголовок: В принципе, россияне..
В принципе, россияне потенциально не хуже и не лучше других. Просто они когда-то позволили своему правительству надёжно опереться на худших из народа. .
Отправлено: 20.08.19 09:31. Заголовок: Salieri пишет: В пр..
Salieri пишет:
цитата:
В принципе, россияне потенциально не хуже и не лучше других. Просто они когда-то позволили своему правительству надёжно опереться на худших из народа. .
Вы, конечно, правы. Но, думаю все значительно сложнее. Я лично знаю двоих порядочных людей, которые любят СССР, голосуют за Путина и убеждены, что Америка и Запад спят и видят, как бы забрать у нас все наши природные богатства. Дурость? Да. Но это еще и символ веры. Один верит в буддизм, другой в Христа, а третий в коммунизм. А у нас и Христа смогли соединить с коммунизмом. Слаб человек, ему без веры нельзя. Вера превращает человека в фанатика. А большинство, как известно, подвержено гипнозу, массовому зомбированию, а русские еще готовы терпеть нужду ради своей веры. И дастся каждому по вере его. Вот и дается. Премудро всё устроено. А то, что я родился русским, - ошибка природы, вот и все. В семье не без урода.
Про Хемингуэя. Зашел я в гастроном посмотреть, что продают. Пока стоял, подошел ко мне человек и начал что–то говорить. Ну, я по–русски ни слова не знаю, а он понял, выставил один палец и говорит «рубль, рубль!». Ну, я понял, что ему нужен рубль. Я дал ему. Он так выставил ладонь, мол, стой, куда–то ушел, очень быстро вернулся с бутылкой водки, сделал мне знак, чтобы я пошел за ним. Вышли из магазина, зашли в какой–то подъезд, там его ждал еще человек. Тот достал из кармана стакан, этот ловко открыл бутылку, налил стакан до краёв не проронив ни капли, приподнял его, вроде как салют, и залпом выпил. Налил еще и протянул мне. Я последовал его примеру. Потом налил третьему, и тот выпил. После этого он вновь выставляет палец и говорит «рубль!». Я ему дал, он выскочил из подъезда и через три минуты вновь появился с бутылкой. Ну, повторили всю процедуру и расстались лучшими друзьями. Я вышел на улицу, соображаю плохо, сел на обочину. Тут подходит ваш полицейский и начинает мне что–то выговаривать. Видно, у вас сидеть на обочине нельзя. Я встал и сказал ему единственное предложение, которое я выучил по–русски: «Я — американский писатель». Он посмотрел на меня, улыбнулся во всё лицо и бросился обнимать меня, крикнув «Хемингуэй!!!». Ваша страна единственная, в которой полицейские читали Хемингуэя.
Из воспоминаний Джона Стейнбека о поездке в СССР.
Писатель Джон Стейнбек в редакции газеты «Известия». 1963 год
Отправлено: 23.09.19 09:33. Заголовок: Мать Василия Аксёнов..
Мать Василия Аксёнова после лагерей написала «Крутой маршрут», отец – «Последнюю веру», но писателем стал их сын. Успешным и любимым по обе стороны океана. В своем незаконченном последнем романе «Дети ленд-лиза» он описал сиротское свое детство, пропахшее тухлой баландой. Найдя мать в Магадане, он понял, что в стране, язык которой он так любил, так много«откровенного фуфла».
Отправлено: 27.11.19 13:46. Заголовок: После смерти А.П. Че..
После смерти А.П. Чехова в его личном архиве, как сообщил журнал "Книжный мир" № 7 за 1910 год, было обнаружено необычное стихотворение. Оно полностью составлено из названий чеховских произведений. Автор этого поэтического опуса так и остался неизвестным.
Иванов. Чайка. Дядя Ваня. Муж. Три сестры. Архиерей. Вишневый сад. Сирена. В бане. Медведь. Три года. Юбилей.
Агафья. Свадьба. Орден. Горе. Оратор. Ночь перед судом. Анюта. Бабы. Ванька. В море. В потёмках. Верочка. Альбом.
Кривое зеркало. Ворона. Злой мальчик. То была она! Талант. Мечты. Дочь Альбиона. Налим. Пари. Кошмар. Жена.
Все даты в формате GMT
3 час. Хитов сегодня: 6
Права: смайлы да, картинки да, шрифты да, голосования нет
аватары да, автозамена ссылок вкл, премодерация откл, правка нет
- участник сейчас на форуме
- участник вне форума